. начало игры .В этот раз его никто не провожал. Никто не посылал взгляды, полные надежд или разочарований, вслед удаляющемуся фургону…
В это утро не должно было произойти ничего фантастического. Новый хозяин, к которому Хард так и не привык, так и не открыл свою душу, должен был снова обучать его чему-то. Работали обычно в руках, поездки верхом заканчивались трагично. В полях Бери не был уже почти год. На цепи пасся возле общей левады, но разве этого достаточно вольному сердцу?
Каждый день его новой жизни начинался одинаково: утром разносили сено, проверяли чистоту денников, чтобы определить график уборки; немногим позже подходил и сам хозяин. Мужчина научился ловко, почти одним движением надевать недоуздок на жеребца, но он никогда не попадал в денник, стоило одну или обе руки завести за спину. Берхард крысился, закладывал уши и запросто мог ударить ещё с порога. Эту привычку человек распознал, поэтому лишний раз не нервировал животное. В летнее время они шли на открытый плай. Там было достаточно места, по утрам мало кто ездил. Сперва Бери вырывался, носился по манежу, помня историю с валянием. Но позже свыкся. Этот двуногий не думал мучить его подобным. Он выбрал путь проще. Любопытство и сравнительная молодость вороного играли только на руку при изучении новых элементов. Бери с азартом постигал сложные науки. Но у пары не было слаженности. Лошадь не верила человеку, а двуногий втайне опасался этого коня. Потом работа, три часа отдыха, снова манеж, а после вечерний выгул и сон. Завтра все начиналось точно так же.
Это утро не было исключением. После первого двухчасового занятия Харди отвели в денник. Он снова предался размышлениям, но отчего-то был неспокоен. Предчувствия? Им Берхард не верил. Они жестоко обманывали, равно как и пустые надежды. После обеда его снова повели на выход. Вот только у ворот его ждал трап коневоза. Рука человека крепче зажала повод, рядом появилась ещё двоица крепких ребят.
Но все прошло гладко. Вороной будто бы и не собирался ничего вытворять. Спокойно зашел в машину, понуро опустил голову и развел в разные стороны уши. Не болен ли – первая мысль в головах людей. Медосмотр был ещё вчера, так что проблем возникнуть не должно было.

Дорога длилась бесконечно долго. Сквозь небольшую решетку сумрак коневозки пробивали слабые лучи солнца. На полу они отливали красноватым глянцем. Должно быть, близился вечер. А может, прошло лишь десять минут. Казалось это вечностью. Вокруг была тишина, только мерный шорох асфальта под колесами машины. Ровная гладка дорога, по которой транспорт двигался мерно и спокойно, практически на одной скорости. Бери не знал чем себя занять. Пробовал считать повороты, но сбился. Думал размышлять о своей жизни – погрузился в тоску. Пробовал спать – машину нещадно качало именно в те моменты, когда наконец удавалось погрузиться хоть частично в царство Морфея.
И вот машина последний раз дрогнула, подалась вперед и снова остановилась. Жеребец заинтересованно посмотрел на двери. Он знал, что если его кто-то и ждет, то встреча будет не самой приятной. Скорее уж в манеже начнется родео, чем человек попытается сперва хотя бы проявить уважение к лошади, не говоря уж про какое-то там доверие и любовь, о которой спортсмены давно забыли.
Послышался шум, и двери отворились. Солнце било в глаза, размывая очертания людей. Но было понятно, что это обычные конюхи. Как обычно, люди не заботятся о выборе персонала. А ведь взаимоотношения конюха и его подопечного скрывают под собой очень многое, равно как и рассказать могут больше, чем отношения лошади и спортсмена.
Черные уши медленно, но уверенно легли на затылок. Голова плавно поднялась, а синие глаза слегка закатились, демонстрируя белое пятно. Хорошо хоть недоуздок не сняли, а то начались бы скачки тут, понимаешь, по фургону. Человек протянул к лошади руку, но тут же лошадь коршуном схватила за пальцы, но так же резко их отпустила, оставив на месте укуса постепенно краснеющие отпечатки. Двуногий выругался, схватил лошадь за переносицу и быстро защелкнул крепление чембура.
Но Берхард все делал как бы нехотя. Он просто поддерживал созданный образ. Ему было не то что бы лень, ему просто не хотелось именно сейчас резвиться. Волна грусти накрыла жеребца с тех пор, как только он переступил порог конюшни, где прожил последние полгода своей безрадостной жизни. Но Бери вовсе не скучал по людям. Просто там было вполне терпимо находиться. Зверь уже забыл, когда стремился к чему-то хорошему, он просто боялся перемен в худшую сторону. Поэтому и не хотел уезжать, а вовсе не из-за какой-то сопливой привязанности, как эту тоску обычно трактуют люди.
Лошадь ровно шагала за человеком. Его завели в денник. Пустое, но чистое помещение. Свежая подстилка, немного корма. Как в больнице, где каждый день пациенты сменяют один одного. Где врачам, коими хард видел сейчас двуногих, абсолютно все равно кого лечить. Так и людям абсолютно все равно на ком трясти свои задницы.
Этот вывод будил в сердце лишь злобу. Хард уже знал, чем закончится его первая тренировка. Он не планировал подчиняться с первых дней. Пусть только его потревожат после долгой дороги. Если это произойдет, то в глупости человека просто не останется сомнений. В данном случае он имел в виду всех людей без исключения. Никому не будет скидок, не по адресу обратились.
Стоит заметить, что вороной несказанно обрадовался отсутствию соседей, пусть даже они и придут позже. Лучше позже, чем именно сейчас. Зверь спокойно вошел вслед за поводырем. Развернулся передом ко входу, но не положил шею и не высунул голову подобно всему конскому стаду в боксах. Он просто замер в полусумраке своего нового дома.

И надо же такому случиться. Вороной, не издавая совершенно никаких звуков, не разламывая новый и чистый денник, в котором ему ещё жить и жить, наверное, просто стоял у деревянной стены. Иногда покачивал головой, осматривался. Нет, он не устал –  энергия из молодого жеребца просто била ключом, - но было как-то не по себе. Решительно не хотел он видеть кого-то рядом с собой. Харди переезжал редко, всего пару раз за всю свою жизнь, не считая выездов на соревнования или какие-то показательные выступления, но уже хорошо знал, то у человека есть всего лишь два варианта для встречи нового гостя. Либо за ним придут через полчаса где-то, а после отведут в одиночную леваду – небольшую и пустую, где черный сможет только насладиться одиночеством, а вместе с тем и погрустить, - или вприпрыжку начнут седлать, таскать по плацам, почему-то совершенно не имея терпения и желая в сей же час узнать все, на что сгодится эта махина на четырех копытах. Предсказуемо, а потому скучно. Серо.
Перемявшись на передних ногах, он невольно поймал себя на мысли, что, пожалуй, скоро одной вредной привычкой в его багаже станет больше. Совсем невеселые мысли лезли в голову, но, черт, нужно от этого как-то избавиться, иначе сам себя уничтожит, причем изнутри. Громкое ржание порвало тишину конюшни просто в клочья. Берхард если и шумел, то вовсе не так, как многие учебные лошади. Последние часто делали это тихо, скромно и явно опасаясь наказания от человека. Вороному же было все нипочем. Ему даже нравилось вот таким вот образом издеваться над людьми. Как по мановению волшебной палочки, к деннику тут же подошел кто-то из персонала, а к слову сказать, тот же мужик, что и привел его в конюшню, и с грохотом ударил по решетке денника. Синеглазый только голову поднял, чтобы дребезжащая стенка не задела храп, который едва ли не касался стальных прутьев.
Но человек не уходил. Конечно, Берхард пропустил как-то мимо себя новый запах, возникший в коридоре. Спустя пару мгновений к мужчине подошла девушка. Молодая, средних лет или в возрасте – определить было сложно. Видимо, такая порода, что и в сорок, и в шестьдесят, и в семьдесят она будет выглядеть практически одинаково. Двуногий тут же затряс своей красноватой рукой:
Зараза редкая. Пальцы чуть не оттяпал. Закрой хлебальник, создание. Что  бы ты знал обо мне, – Хард с шумом выдохнул. В эти мысли он не вкладывал агрессии. Просто подсознательно отмахнулся от реплики человека, вызывавшей такие же ощущения, как назойливая муха на пастбище: её можно отгонять каждый раз, но она будет по-прежнему возвращаться и кусать исподтишка, но лишь до тех пор, пока не увязнет в твоем же навозе. Так и люди, они будут каждый раз кивать на злость вороного, пока не свернут шеи. В принципе, окажутся правы в своих суждениях, а сам он ничего против не имеет.
Дамочка не вызывала вообще никаких эмоций. Бери не знал кто она и зачем пришла. Скорее всего, просто потискать коня. Небось друзья подарили Харда на её день рождения или по любому другому поводу. Но нет, она тоже вскоре скрылась в темном коридоре. Уныние снова охватило вороного, но не тут то было. Бодрым шагом по конюшне ковылял еще кто-то. Сейчас начнется… О, а воображения с радостью рисовало его, скованного мартингалами, ошейниками и намордниками, а сверху счастливого и цветущего мужчину. Да и в деннике особо не поартачишься.
В коридоре этот парень встретил кого-то. Люди ещё что-то обсуждали и, вероятно, говорили о нем, поскольку конь слышал свое имя. Ещё через минуту парень оказался. у него в деннике. Медленно, совершенно в такт её движениям, шея вытянулась вверх, а голова запрокинулась ещё выше. Уши прилипли к затылку. Принимать гостей он был не настроен.
- Ну привет красавец, я Маркус, надеюсь ты будешь хорошим парнем и опровергнешь свои слухи, что ты такой плохой а?
Хард смерил холопа строгим взглядом. Ты что вообще такое и что делаешь здесь? Иди клячу из соседнего бокса возьми. Не для твоей задницы я столько корячился на соревнованиях. Подхалим засуетился и что-то выудил из своего кармана. Судя по запаху, то был сухарь.
Руки, конечно, у него были открыты, никто не спорит. Но зверь уже ученый: сейчас сухарик, а после повод на шее. Знаем, проходили. Потому и не полез он за угощением, а вовсе не потому, что такой весь из себя особенный и воспитанный. Или даже сытый.
- Смотри, что у меня есть, хочешь? Ничего другого ожидать и не приходилось. А и правда, что ещё человек может тебе дать? Компромисс, как правило, выгоден обоим сторонам. То есть я послушно бегаю с шамбоном вокруг тебя, ты получаешь все, ради чего работаешь, а я сухарь и четыре стены вокруг пустой земли? Я так и вижу собственную выгоду. Впрочем, разве у меня есть выбор? Если выбора и не было, он бы сориентировался по ситуации и нашел бы тысяча и один способ.
Берхард точно не знал, стоит ли проявить понимание к человеку, стоит ли пойти на поводу или попробовать действительно найти какое-то решение проблемы, которое устроило бы обоих, но на данный момент в одном он был уверен точно: при его росте да ещё и с вытянутой шеей седловка наступит нескоро. А может, стоило и сдаться. Бери был полон противоречий. С одной стороны ему давно хотелось полетать по манежу и размяться, но ведь никто не даст. А единственный шанс вообще попасть на улицу сейчас стоит перед ним и, скорее всего, просто отступит, если вороной перегнет палку.
Вороной пару раз видел, как другие лошади, скажем так, попроще характером могли вызвать нужные эмоции у двуногого. И нет, изображать жалостливые глаза он отнюдь не собирался. Унижению, знаете ли, тоже есть предел. Уши разошлись в разные стороны, но не навострились. Любое неверное движение – и конь снова станет бесом. В принципе, ему ничего и не мешало сделать это и без повода. Глаза пришли в прежнее положение и больше не светили белком, если можно так сказать. Но шею он не опустил, мало ли. Если парнишка не глуп, то поймет все и сам. Ну а если не судьба, то придут сюда двое из ларца, одинаковых с лица, и начнется моторный процесс седловки. Здешние, наверное, уже знают, что поседлать синеглазого в одиночестве просто не представляется возможным. Но ради смеха над людьми: всегда найдутся добрые молодцы, считающие себя умнее всех прежних владельцев коня вместе взятых. И что-то Берхарду подсказывало, что сие двуногое чудо именно из таких. Ну что ж, едкое "удачи" уже мысленно прозвучало в голове лошади.

Лех, давай помоги уже вывести его на развязки, да и седло не забудь захватить, а дальше я сам, – двуногий уверенно так, бодро заглянул в глаза вороного исполина. Берхард, переполненный одним только скепсисом и больше чем уверенный в том, что сейчас вот они выйдут на разязки, а на том все и закончится, даже не посчитал нужным как-то отреагировать на высказывание молодого человека. Нет, ну уверенность в себе – это круто, но, как кажется самому жеребцу, кто-то здесь явно переоценивает свою любительскую филейную часть. Судя по тому, как этот парниша все собирался с духом, крепился, Хард уже давненько сообразил, что к чему.
- А где же твоя нянька? Нет, ну должен же кто-то принести тебе веревки да хлыст, – и говорил Берхард сейчас скорее о шамбоне, чем о простых веревочках, которые так распространены в небольших прокатах. Кладруб всхрапнул и мотнул головой. Нестриженная грива, вобравшая в себя уже ворох опилок, всколыхнулась одной общей волнистой массой. Давно его не расчесывали. Сейчас начнется это выдергивание волос и скачкообразные передвижения где-то позади, чтобы не попасть под раздачу задних копыт, да при том еще вычесать хвост. Право слово, это даже забавно. Как будто Бери самому интересно козлить в узком проходе не пойми чего. Кстати, проход этот надо будет изучить.
Незнакомец уже пристегнул чембур к черному недоуздку и потянул вороного за собой. Коротко и низко заржал, мол, иду я , иду. Взмахнув длинным хвостом, Берхард действительно лениво поплелся за своим поводырем. Когда выходили они из денника, жеребец подловил момент, когда рука парня ослабла. Исполин резко дернулся вниз с такой силой, что конец чембура едва ли не выскользнул из рук двуногого, а уж если веревка была шероховатая, то на ладони могли бы остаться красноватые следы, но, откровенно говоря, положить хотел бы на это Берхард. Он опустил голову в стоящую неподалеку кормушку. Увы и ах, но она оказалась пустой, а лошадь в соседнем деннике недовольно шаркнула копытом возле самого носа жеребца. Тогда только он вынул свой нос из пустого корыта и посмотрел на двуногого, который уже пристегивал его к ближайшему чембуру.
- Ну ну, стой дружище, ведь если будешь себя хорошо, то пойдешь гулять в леваду, ты же хочешь погулять?
В отличие от тебя я так или иначе сегодня смогу погулять. Не сегодня, так завтра, – сухо заметил Берхард, но сделал шаг в сторону, чтобы закрывающаяся дверь его денника не задела его не малогабаритный зад.
- Ну что будем чиститься или ты грязнулей хочешь быть? – и тут понеслась. Существо потянулось своими шаловливыми ручонками к носу Берхарда, стоя прямо перед ним. Вороной отступил назад, но как-то пятиться задом тоже не выход. Тогда он просто поднял голову и уже чисто сверху вниз смотрел на двуногого, отчаянно скачущего у его плеча. Но вот он подналовчился, уже почти достал своей щеткой моську Харда. Руки убрал, я сказал. Жеребец опустил голову и лбом с силой толкнул в грудь нахала. Во-первых, уже начала затекать шея от такой позы, во-вторых, не слишком много желаний у этого одноклеточного? Лямблия грохнулась на пол. В ответ Берхард коротко гугукнул. Осторожнее. Так никаких поджопников не напасешься. Вот только радушием от этого жеста как-то не веяло.
-Лех, только кобыл перед нами не води, а то устроишь массовый заплыв, а потом поток рождаемости, – не без удивления Берхард посмотрел на своего будущего горе-всадника. Да были бы кобылы стоящие. Хотя ты знаешь, это даже идея. Но я надеялся в первый раз испытать тебя другими методами, но за предложение все равно покорнейше благодарю.
Пока создание поднималось, Берхард обвел взглядом свой новый дом. Да-а, ничего здесь особо примечательного. Разве что веселее. Если этот малый действительно ученик, то занятие должно закончится интересно. Как там говорят тренера? Если лошадь не слушается, то осел сверху сидит. С другой стороны, могут посадить на его спину какую-нибудь бабу, лет двести страдающую ожирением, но зато грудь её будет обвешена медалями мастера спорта и прочей мишурой, а ты потом пританцовывай. Ладно, хватит. Берхард тряхнул широкой мордой.
-Нет мы сами, справимся, правда Бер?
Что? Справимся? – Берхард не сразу понял, о чем идет речь. Ну конечно справимся. Ахаха. И еще раз ахаха, – угрюмо представил он себе свой собственный смех, но промолчал. Вместо этого Берхард начал лениво покачиваться из стороны в сторону, пританцовывая задними ногами и отходя на полметра в противоположную сторону от двуногого всякий раз, когда тот приближался к нему.